Артемий Потемкин смотрит на мир как будто впервые — без схем, сюжетов и готовых решений. Его живопись рождается из интуитивного жеста, в котором соединяются воспоминания, ощущения и цвет. Это визуальный язык до слов, в котором нет нужды что-либо объяснять. Выставка состоит из пяти серий, каждая из которых — не просто набор произведений, а самостоятельная часть одного большого мира. Художник исследует восприятие, память, состояние. Повторяющиеся образы мигрируют с холста на холст, как навязчивое чувство или важное воспоминание, которое возвращается снова и снова.

Центральным образом становится Великан — архетип, одновременно наивный и всезнающий, демиург и ребёнок. Он — проекция внутреннего мира художника, которая создаёт, не концентрируясь о смысле, но попадает в его самую суть. Потемкин не столько рисует образ, сколько позволяет ему проявиться. Его картины существуют между узнаваемостью и абстракцией, между чувством и формой.

Работы Потемкина отсылают к наследию Сая Твомбли, Джо Бредли и Роберта Раушенберга, но в основе — глубоко личный язык. Художник работает с привычными предметами: тарелками, игрушками, облаками. Он лишает их обыденного значения, превращая в чистые формы и цвета. Потемкин избегает сюжетности, потому что она ограничивает. Композиции у него условны — важнее движение руки, честность жеста.

На плоскости холста разворачивается мир Великана, в котором каждое переживание становится визуальным знаком. Наивное искусство часто воспринимается как «простое» или «детское», но именно в этом — его сила. Оно не притворяется и не прячется за сложными концепциями. Оно говорит напрямую — через форму, цвет, жест. Наивность в искусстве — это не отсутствие профессионализма, а выбор: отказаться от условностей, чтобы сохранить живое, настоящее чувство. В работах Потемкина эта первобытность манеры становится способом видеть глубже, честнее. Его картины не про документацию реальности, а про контакт — с собой, с памятью, с тем, что важно, но трудно сказать словами.

При этом наивность у Потемкина не противопоставляется интеллектуальности. Напротив, она становится входом в исследование более тонких уровней восприятия. Его живопись говорит на языке, который существовал до слов. Это знаки и образы, простые и почти первобытные, интуитивно понятные каждому. В этой ясности и заложена её подлинная сила.

Есфирь Панек

куратор, искусствовед, методолог